Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся;
за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до
земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!»
За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего;
за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами.
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё
дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к
земле, нужно было только съездить
за границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, — не то, что нужно.
Правда, мужики этой компании, хотя и условились вести это
дело на новых основаниях, называли эту
землю не общею, а испольною, и не раз и мужики этой артели и сам Резунов говорили Левину: «получили бы денежки
за землю, и вам покойнее и нам бы развяза».
— А Бог его знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в
деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о
землю: — Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя
за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
— Вот тебе и отец города! — с восторгом и поучительно вскричал Дронов, потирая руки. — В этом участке таких цен, конечно, нет, — продолжал он. — Дом стоит гроши, стар, мал, бездоходен.
За землю можно получить тысяч двадцать пять, тридцать. Покупатель — есть, продажу можно совершить в неделю.
Дело делать надобно быстро, как из пистолета, — закончил Дронов и, выпив еще стакан вина, спросил: — Ну, как?
Возможно, что эта встреча будет иметь значение того первого луча солнца, которым начинается
день, или того последнего луча,
за которым
землю ласково обнимает теплая ночь лета.
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно. У каждой нации есть царь, король, своя
земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил. С японцами воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были, у кого нет земли-отечества, тогда — другое
дело. Люди, милый человек, по
земле ходят, она их
за ноги держит, от своей
земли не уйдешь.
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает
земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх
дном телегу то
за одну, то
за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
«Ну, как я напишу драму Веры, да не сумею обставить пропастями ее падение, — думал он, — а русские
девы примут ошибку
за образец, да как козы — одна
за другой — пойдут скакать с обрывов!.. А обрывов много в русской
земле! Что скажут маменьки и папеньки!..»
А она, отворотясь от этого сухого взгляда, обойдет сзади стула и вдруг нагнется к нему и близко взглянет ему в лицо, положит на плечо руки или нежно щипнет его
за ухо — и вдруг остановится на месте, оцепенеет, смотрит в сторону глубоко-задумчиво, или в
землю, точно перемогает себя, или — может быть — вспоминает лучшие
дни, Райского-юношу, потом вздохнет, очнется — и опять к нему…
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь
за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой,
земля с небом… Придешь потом через несколько
дней — и эти бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
Теперь же он просил управляющего собрать на другой
день сходку крестьян трех деревень, окруженных
землею Кузминского, для того, чтобы объявить им о своем намерении и условиться в цене
за отдаваемую
землю.
— Потом, как
разделить землю по качеству, — сказал Нехлюдов. —
За что одним будет чернозем, а другим глина да песок?
Нехлюдов же, не говоря о досаде, которую он испытывал
за то, что зять вмешивался в его
дела с
землею (в глубине души он чувствовал, что зять и сестра и их дети, как наследники его, имеют на это право), негодовал в душе на то, что этот ограниченный человек с полною уверенностью и спокойствием продолжал считать правильным и законным то
дело, которое представлялось теперь Нехлюдову несомненно безумными преступным.
— Вы поймите, — желая разъяснить
дело, улыбаясь, сказал пришедший
за Нехлюдовым приказчик, — что князь отдает вам
землю за деньги, а деньги эти самые опять в ваш же капитал, на общество отдаются.
На это Нехлюдов возразил, что
дело идет не о дележе в одном обществе, а о дележе
земли вообще по разным губерниям. Если
землю даром отдать крестьянам, то
за что же одни будут владеть хорошей, а другие плохой
землей? Все захотят на хорошую
землю.
И он составил в голове своей проект, состоящий в том, чтобы отдать
землю крестьянам в наем
за ренту, а ренту признать собственностью этих же крестьян, с тем чтобы они платили эти деньги и употребляли их на подати и на
дела общественные.
В Кузминском же
дело оставалось еще так, как он сам устроил его, т. е. что деньги
за землю должен был получать он, но нужно было установить сроки и определить, сколько брать из этих денег для жизни и сколько оставить в пользу крестьян.
— C’est charmant, [Это восхитительно (фр.).] приживальщик. Да я именно в своем виде. Кто ж я на
земле, как не приживальщик? Кстати, я ведь слушаю тебя и немножко дивлюсь: ей-богу, ты меня как будто уже начинаешь помаленьку принимать
за нечто и в самом
деле, а не
за твою только фантазию, как стоял на том в прошлый раз…
Кончив свое
дело, рабочие закурили трубки и, разобрав инструменты, пошли на станцию вслед
за приставом. Я сел на
землю около дороги и долго думал об усопшем друге.
Стрелки не поняли, в чем
дело, и в недоумении смотрели на мои движения. Но в это время подошли Дерсу и Чжан Бао. Они бросились ко мне на помощь: Дерсу протянул сошки, а Чжан Бао стал бросать мне под ноги плавник. Ухватившись рукой
за валежину, я высвободил сначала одну ногу, потом другую и не без труда выбрался на твердую
землю.
А в зимний
день ходить по высоким сугробам
за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние
дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже пахнет согретой
землей, на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки…
Между тем погода начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег с
земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело большие сугробы.
За день все сильно прозябли. Наша одежда износилась и уже не защищала от холода.
День кончился, когда мы подошли к Картуну. Солнце только что успело скрыться
за горизонтом. Лучи его играли еще в облаках и этим отраженным сиянием напоследок освещали
землю.
Во время путешествия скучать не приходится.
За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на
земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким спят только усталые.
Сумерки спустились на
землю раньше, чем мы успели дойти до перевала.
День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали на небе и освещали кучевые облака, столпившиеся на горизонте. В стороне шумел горный ручей, в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские
земли, везде сближался со всеми классами, в каждой
земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда
за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те
земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую
землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе
дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Как из
дела сего видно, что генерал-аншеф Кирила Петров сын Троекуров на означенное спорное имение, находящееся ныне во владении у гвардии поручика Андрея Гаврилова сына Дубровского, состоящее в сельце Кистеневке, по нынешней… ревизии всего мужеска пола ** душ, с
землею, и угодьями, представил подлинную купчую на продажу оного покойному отцу его, провинциальному секретарю, который потом был коллежским асессором, в 17… году из дворян канцеляристом Фадеем Спицыным, и что сверх сего сей покупщик, Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и
за него отказано, и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца его, Дубровского, но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу…. воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается.
Из коего
дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров прошлого 18… года июня 9
дня взошел в сей суд с прошением в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров в 17… году августа 14
дня, служивший в то время в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною
землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не оставляя из людей ни единыя души, а из
земли ни единого четверика, ценою
за 2500 р., на что и купчая в тот же
день в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа в 26-й
день ** земским судом введен был во владение и учинен
за него отказ.
Крестьяне снова подали в сенат, но пока их
дело дошло до разбора, межевой департамент прислал им планы на новую
землю, как водится, переплетенные, раскрашенные, с изображением звезды ветров, с приличными объяснениями ромба RRZ и ромба ZZR, а главное, с требованием такой-то подесятинной платы. Крестьяне, увидев, что им не только не отдают
землю, но хотят с них слупить деньги
за болото, начисто отказались платить.
В усадьбе и около нее с каждым
днем становится тише; домашняя припасуха уж кончилась, только молотьба еще в полном ходу и будет продолжаться до самых святок. В доме зимние рамы вставили, печки топить начали; после обеда, часов до шести, сумерничают, а потом и свечи зажигают; сенные девушки уж больше недели как уселись
за пряжу и работают до петухов, а утром, чуть свет забрезжит, и опять на ногах. Наконец в половине октября выпадает первый снег прямо на мерзлую
землю.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются
за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души
девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на
землю, и
дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули; бросивши на
землю мешки так, что находившийся на
дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом
за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны.
Не
за колдовство и не
за богопротивные
дела сидит в глубоком подвале колдун: им судия Бог; сидит он
за тайное предательство,
за сговоры с врагами православной Русской
земли — продать католикам украинский народ и выжечь христианские церкви.
— Ах, это совсем другое
дело! Мы, старики, в силу вещей, относимся к людям снисходительнее, хотя и ворчим. Молодость нетерпима, а
за старостью стоит громадный опыт, который говорит, что на
земле совершенства нет и что все относительно. У стариков, если хочешь, своя логика.
И в самом
деле неинтересно глядеть: в окно видны грядки с капустною рассадой, около них безобразные канавы, вдали маячит тощая, засыхающая лиственница. Охая и держась
за бока, вошел хозяин и стал мне жаловаться на неурожаи, холодный климат, нехорошую,
землю. Он благополучно отбыл каторгу и поселение, имел теперь два дома, лошадей и коров, держал много работников и сам ничего не делал, был женат на молоденькой, а главное, давно уже имел право переселиться на материк — и все-таки жаловался.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться
за сучья и ветви длинным носом и ногами, но на
деле выходит не то: он так проворно шныряет по
земле и по воздуху в густом, высоком и мелком лесу, что это даже изумительно.
Пролетная птица торопится без памяти, спешит без оглядки к своей цели, к местам обетованным, где надобно ей приняться
за дело: вить гнезда и выводить детей; а прилетная летит ниже, медленнее, высматривает привольные места, как-будто переговаривается между собою на своем языке, и вдруг, словно по общему согласию, опускается на
землю.
Был один из тех знойных июльских
дней, когда нагретая солнцем
земля не успевает
за ночь излучить тепло в мировое пространство, а на другое утро, накопляет его еще больше, и от этого становится невыносимо душно.
На другой
день было как-то особенно душно и жарко. На западе толпились большие кучевые облака. Ослепительно яркое солнце перешло уже
за полдень и изливало на
землю горячие лучи свои. Все живое попряталось от зноя. Властная истома погрузила всю природу в дремотное состояние. Кругом сделалось тихо — ни звука, и даже самый воздух сделался тяжелым и неподвижным.
А когда бархатная поверхность этого луга мало-помалу серела, клочилась и росла, деревня вовсе исчезала, и только длинные журавли ее колодцев медленно и важно, как бы по собственному произволу, то поднимали, то опускали свои шеи, точно и в самом
деле были настоящие журавли, живые, вольные птицы божьи, которых не гнет
за нос к
земле веревка, привязанная человеком.
Вот и собирается тот купец по своим торговым
делам за море,
за тридевять
земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду я по своим купецкиим
делам за тридевять
земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу — не ведаю, и наказываю я вам жить без меня честно и смирно; и коли вы будете жить без меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы, каких вы сами похочете, и даю я вам сроку думать на три
дня, и тогда вы мне скажете, каких гостинцев вам хочется».
Очень странно, что составленное мною понятие о межеванье довольно близко подходило к действительности: впоследствии я убедился в этом на опыте; даже мысль дитяти о важности и какой-то торжественности межеванья всякий раз приходила мне в голову, когда я шел или ехал
за астролябией, благоговейно несомой крестьянином, тогда как другие тащили цепь и втыкали колья через каждые десять сажен; настоящего же
дела, то есть измерения
земли и съемки ее на план, разумеется, я тогда не понимал, как и все меня окружавшие.
— Нет, мне и здесь хорошо! — отвечал ей Вихров небрежно. — Но что это такое
за пыль? — прибавил он, взглянув на
землю и разгребая ногой довольно толстый слой в самом
деле какой-то черной пыли.
— Поэтому-то я и думаю, что с крестьянами все-таки прямее
дело вести. Если и будет оттяжка в деньгах, все-таки я не более того потеряю, сколько потерял бы, уступив
землю за четыре и даже
за пять тысяч. А хозяева у
земли между тем будут настоящие, те, которым она нужна, которые не перепродадут ее на спекуляцию, потому что, как вы сами сейчас же высказались, им и уйти от
земли некуда.
— Да. Он прямо сказал, что в Березниках жить дешевле. Ну, и насчет помещения капитала здесь удобно.
Земля нынче дешева, леса тоже. Если умненько
за это
дело взяться, большие деньги можно нажить.
Я принялся расхаживать взад и вперед вдоль берега, ведя
за собой лошадей и бранясь с Электриком, который на ходу то и
дело дергал головой, встряхивался, фыркал, ржал; а когда я останавливался, попеременно рыл копытом
землю, с визгом кусал моего клепера в шею, словом, вел себя как избалованный pur sang.
Растроганная и умиленная неожиданным успехом, Раиса Павловна на мгновение даже сделалась красивой женщиной, всего на одно мгновение лицо покрылось румянцем, глаза блестели, в движениях сказалось кокетство женщины, привыкшей быть красивой. Но эта красота была похожа на тот солнечный луч, который в серый осенний
день на мгновение прокрадывается из-за бесконечных туч, чтобы в последний раз поцеловать холоднеющую
землю.
— Все, которые грамотные, даже богачи читают, — они, конечно, не у нас берут… Они ведь понимают — крестьяне
землю своей кровью вымоют из-под бар и богачей, — значит, сами и
делить ее будут, а уж они так
разделят, чтобы не было больше ни хозяев, ни работников, — как же! Из-за чего и в драку лезть, коли не из-за этого!
— Братья… — это она. — Братья! Вы все знаете: там,
за Стеною, в городе — строят «Интеграл». И вы знаете: пришел
день, когда мы разрушим эту Стену — все стены — чтобы зеленый ветер из конца в конец — по всей
земле. Но «Интеграл» унесет эти стены туда, вверх, в тысячи иных
земель, какие сегодня ночью зашелестят вам огнями сквозь черные ночные листья…